вокруг, то часто происходит подтверждение. К примеру, часто подтверждается, что мои коллеги и сзади одеты так-то и так-то, что их пиджаки и там серого цвета. Может быть, окажется, что «сзади на этом прекрасном пиджаке есть пятно или дыра, наличия которых я, так сказать, не предполагал». Но «воспринимать» и, в особенности, «иметь опыт» — это значит, что тебе что-то дано, и дано не только в течение одного мгновения, не только в быстротечном настоящем. «Воспринимать» — это значит пройти весь процесс восприятия какой-то вещи, с этой стороны, с той стороны, снизу, сверху, издали, вблизи и т.д. Это поток, течение особым образом упорядоченных модусов познавательного отношения, а также особых взаимосвязанных феноменов, которые даны в этом потоке. И в процессе восприятий, которые относятся к одному и тому же предмету, может произойти или подтверждение того, например, что этот господин действительно одет так-то и так-то и что на его пиджаке сзади нет дырки, или же все окажется простой «иллюзией», фантомом. Таков смысл этого добавления в формулировке «принципа всех принципов»: изначально данное должно быть принято, таким, каким оно себя дает, но только в тех «границах», в которых оно себя дает.
По возможности при этом еще следует различать разные «границы»; «границы» визуальных восприятий, другие — при тактильных восприятиях, третьи — при слуховых восприятиях и т.д. Примечательно при этом то, что по сути дела не существует чисто визуального, тактильного или слухового восприятия. Скорее, все они до определенной степени взаимно модифицируют друг друга. Это в свое время разработал В. Шапп [97], показав, что мы видим структуру материала вещи. Например, я вижу, что нечто есть стол, причем стол из гладко отполированного дерева. Я могу это видеть. Видимый феномен дерева доступен мне точно так же, как и его гладкость — как при видении, так и при осязании. Давид Кац позднее разрабатывал проблему осязаемого мира [98]. В частности, он проанализировал тактильное восприятие и тоже показал, что в нем даны не просто гладкость и не-гладкость, и не только то, что нечто является более или менее теплым или холодным, но что даны, например, также твердость и мягкость. И если мы упражняемся в познании вещей с помощью осязания, то мы осязанием можем различать, к примеру, сделано ли нечто из шерсти или из шелка. Но можно и видеть, сделано ли нечто из шерсти, из шелка или же из жести. Таким образом, множество различных, даже разнообразных восприятий одного и того же предмета тесно взаимосвязано. И только в целостном процессе этих различных, непосредственных доступов к одной и той же вещи осуществляется познание. Тем самым право и отсутствие права этого рода непосредственного познания выстраивается все дальше и дальше. Но здесь и заключен исток, начало: то, что происходит здесь, является решающим для всего остального, всего, что мы можем еще предпринять в ходе познания. Мы, к примеру, будем сравнивать то или иное друг с другом, затем извлекать те или другие умозаключения, находить те или иные законы. Но все это уже лишь отзвук того, что происходит в непосредственном, изначальном опыте, который изначально дает [нам определения] действительности и в-себе-бытия.
Итак, феноменологическое понимание «непосредственного» познания и, в особенности, чувственного восприятия в корне отлично от соответствующих взглядов эмпириков. В этой связи следует подчеркнуть еще один момент. В первоначальном понимании «ideas of sensantion» y Лoккa или, позднее, в концепции «чистого» опыта у Авенариуса или же в понимании «ощущений», т.е. элементов у Эрнста Маха остался полностью незамеченным и исчез из поля зрения исследователей один элемент восприятия, а именно, то, что Брентано заново ввел в современную философию после того, как в эпоху средневековья уже были проведены некоторые его исследования. Я имею в виду тот факт, что со всякой данностью связан некий акт, акт сознания, в котором сущностно содержится так называемая «интенция». Любое восприятие, например, восприятие этого листа бумаги, относится к чему-то, например, к этому листу. Существует особый акт чувственного восприятия. Если вернуться к Локку, то у него есть «ideas of sensation»; «sensation» — это один из случаев «perception» вообще. У Локка, впрочем, это не разработано. «Perception» — это примерно то же самое, что и простое обладание данными ощущения. Локк, конечно, видит, что здесь открываются сложные проблемы. Но потом направление исследований было сориентировано на анализ самих «ideas», на сами данные, а другое, т.е. акт, так сказать, исчез из сознания, как, впрочем, исчезло и «сознание» того, что здесь есть что-то еще <помимо ощущений>. Брентано, а за ним Твардовский и в особенности Гуссерль попытались исследовать эти способы постигающего отношения, эти акты, которые, как говорит Гуссерль, всегда «интенциональны». Сам я предложил говорить не об «интенциональных» актах, но об «актах-интенциях», поскольку имеются и «интенциональные» предметы. Это акты, в которых содержится направленная на что-то интенция, отношение к чему-либо, схватывание чего-либо, то есть тот особый способ обращения, в котором я, к примеру, в восприятии, в мышлении, обращаю свое внимание на что-то. И когда я к чему-то обращаюсь, я что-то нахожу или же по меньшей мере предполагаю найти. Интенция или интенциональность — это момент, который должен быть учтен при анализе непосредственного познания; и если он учтен, то это полностью изменяет сам анализ. Теперь необходимо не только рассматривать данное, предмет, и анализировать тот способ, каким он дан, но исследовать также и тот способ, каким он здесь полагается, имеется в виду, то, как его схватывают и т.д. Как и вообще способ интенционального обращения к чему-то, что дается в акте. В этом рассмотрении открывается упомянутая ранее коррелятивность между предметом и способом познания. Изменения способа обращения, исполнения акта, связаны с коррелятивными явлениями в том, что при этом дано и как оно дано. В процессе видения играют, конечно, свою роль и различные обстоятельства, связанные с физиологическими фактами и рядами событий (в особенности, в глазах). Могу ли я правильно настроить свои глаза или нет, не «близоруки» ли мои глаза, вполне ли прозрачна жидкость в хрусталике, — все это имеет значение для того, вижу я ту или иную вещь ясно или нет. Кроме того, есть и такая вещь, как концентрация на том или другом элементе увиденной вещи, выделение некоторого элемента, представляющего интерес для видящего. Меня, к примеру, интересует цвет галстука, который я хочу купить. Интересует меня и то, сделан ли он из натурального или только из искусственного шелка, или же из шерсти. Это я могу увидеть, но это
